В трудные времена мы обращаемся к истории и классикам, чтобы найти поддержку и опору в понимании происходящего сегодня. Великий русский писатель Фёдор Михайлович Достоевский сегодня обжигающе актуален! Может ли красота спасти мир? Действительно ли есть люди, право имеющие убивать, и те, кто должен терпеть насилие («тварь дрожащая»)? Можно ли построить высшую гармонию на слезинке замученного ребёнка?
В очередную годовщину смерти Достоевского 9 февраля 2023 года в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской Лавры в Петербурге состоялась памятная церемония. Пришедшим я задал вопрос: а что бы сказал Достоевский по поводу происходящего сегодня?
Достоевского считают вторым по значимости после Шекспира писателем за всю историю человечества. В чём же заслуга? На мой взгляд, Достоевский показал миру, что не социальное устройство и даже не религия главное, а сам человек. «Идеал гражданского устройства в обществе человеческом» есть «единственно только продукт нравственного самосовершенствования единиц… – было так спокон века и пребудет во веки веков».
После смерти писателя прошло 142 года. Наступил конец эпохи постмодернизма и гуманизма. Идёт изменение мироустройства, смена картины миры. Но некоторые идеи Достоевского живут и побеждают. Сегодня все мечтают стать «ротшильдами». Ставрогины берут верх! Великий инквизитор властвует через демократию. Ныне сделана ставка на силу и принуждение. Об идее Христа – «возлюби врага своего» – никто не вспоминает. Слова «Не в силе Бог, а в правде» трактуются иначе. «Правда на стороне сильнейшего», – утверждают политики. – «Добро всегда побеждает!» – Почему? Да потому что победитель объявляет себя победой добра!
Сегодня теория Раскольникова о «твари дрожащей и право имеющем» продолжает жить. Как и идея Ивана Карамазова «Если Бога нет, то всё дозволено».
На одной из конференций «Достоевский и мировая культура» было зачитано сочинение воровского авторитета. «В каждом из нас сидит Раскольников. Вот ты не можешь убить, а я могу. Потому что я не тварь дрожащая, а право имеющий. Потому у меня есть всё, а у тебя ничего. Всегда есть люди, которые имеют право убивать. Я бы таких людей ставил управлять государством. Одного такого лично знаю: отсидел своё, а теперь крупный бизнесмен, миллионер, всеми уважаемый гражданин. Так вот бывает по жизни. А Раскольников твой — дурак. Надо было и топор заранее припасти, и подельника найти, и квартиру заранее отследить. Логика Раскольникова безупречна: одни убивают миллионы — и им ставят памятники, а другие ломаются на одном убийстве».
Раскольников говорит Соне: «Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по–моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, – смотря, впрочем, по идее и по размерам её, – это заметьте».
Многие идеи Достоевского не прошли проверку временем. Красота не спасает мир. Не подтвердились и пророчества Достоевского о славянском единстве (панславянский мир). Как и то, что Россия и Европа объединятся во Христе.
Говорят, Достоевский — идеалист, он призывает к тому, чего нет и никогда не будет. Некоторые усматривают противоречие между жизнью и творчеством великого писателя: тем как он жил и что проповедовал. Но противоречие это естественное. Так часто и бывает, если человек живёт полной жизнью. А Достоевский жил, не считаясь с теми ограничениями, которые задавало общество его эпохи. Фёдор Михайлович совершенно точно указал на своевольную природу человека, он открыл сложность внутреннего человека и усложнил его до предельной степени.
«Я хочу не такого общества научного, где бы я не мог делать зла, – говорил Достоевский – а такое именно, чтоб я мог делать всякое зло, но не хотел делать его сам…», – говорил Достоевский.
Человек – существо порочное. Устройство общества может либо потворствовать его порочности, либо ограничивать. Ограничение инстинктивной природы человека и есть культура. Но инстинкты сильнее культуры. Знания не делают человека лучше. Поставьте человека в нечеловеческие условия, и он нарушит любые запреты.
Можно ли выжить, прощая врагов своих и возлюбив их по заповеди Христовой?
Если я возлюблю ближнего как самого себя, то не должен его жрать, и тогда он сожрёт меня. Значит, я из любви к ближнему должен принести себя в жертву? Да никто не живёт по христовой заповеди! Это только на словах призывают к любви, а на деле жрут друг друга. Необходимость заставляет бороться за выживание. Значит, не верна христова заповедь, если противоречит природе человеческой. Выходит, Христос ошибался, раз не под силу людям любить ближнего своего как самого себя.
Достоевский утверждал, что невозможно представить вселенскую гармонию, в основании которого лежит слезинка хотя бы одного замученного ребёнка. В романе «Братья Карамазовы» Иван говорит брату Алёше, что не приемлет Бога, который допускает в этом мире страдания невинных детей ради некой «высшей гармонии».
Реализм действительной жизни Достоевского требовал признать, что правило всепрощения в реальной жизни не работает. Алёша Карамазов должен был бы простить генерала, замучившего ребёнка, но он не только не прощает, но и требует «расстрелять!»
«Проклятые вопросы», которые сформулировал Достоевский, продолжают «мучить» людей во всём мире. В солнечное воскресенье я приехал в Курорт погулять по льду замёршего залива и поинтересовался у отдыхающих, как они понимают «проклятые вопросы» Достоевского и как отвечают на них.
Достоевский полагал, что любой поступок человека должен быть нравственно обоснован и оправдан, чувство любви должно распространяться на весь мир, мораль должна быть нравственной, а любовь деятельной. Но попытки обоснования морали привели писателя к неразрешимому противоречию природного и духовного в человеке.
Сегодня для многих очевидна относительность «добра» и «зла». То, что хорошо для одного, вовсе не может быть непременно хорошо и для другого.
У каждого своя правда. Вопрос лишь в том, на чьей ты стороне.
Нет ни добра, ни зла – есть конфликт интересов.
Люди отстаивают свои интересы, даже через ложь и насилие.
Насилие становится универсальным средством разрешения конфликтов.
«По праву сильнейшего!» – таков закон нашей жизни.
Все хотят сделать человека лучше, а он не может. Божественные и моральные законы людьми не соблюдаются. В реальности правят другие законы. Кто сильнее, тот и прав. Побеждает не разум, а грубая сила.
В человеческом сообществе действуют те же законы джунглей, что и среди диких зверей; господствует право силы, а не сила права, выживает сильнейший, и сильнейший всегда прав. На мораль и право плюют, если всего можно добиться силой. В политике всё определяет сила. Не обязательно военная, но обязательно сила.
Времена меняются, а Достоевский по-прежнему актуален. В этом я ещё раз убедился на XLVII конференции «Достоевский и мировая культура», где разгорелся спор о творчестве писателя и об итогах Крымской кампании.
В «Дневнике писателя» от 1877 года Достоевский поясняет: «Русская национальная идея — это единая идея для всех людей мира. Если русская национальная идея, в конце концов, — всемирное общечеловеческое единение, то, значит, вся наша выгода в том, чтобы всем, прекратив все раздоры… стать поскорее русскими и национальными».
В романе «Подросток» обрусевший немец Крафт математически «вычислил», что «русский народ есть народ второстепенный, которому предназначено послужить материалом для более благородного племени, а не иметь самостоятельной роли в судьбах человечества». Крафт уверяет, что «скрепляющая идея пропала. Все точно на постоялом дворе и собираются вон из России».
Распятый Христос — образ России, тех, кто в ней обездолен, унижен, затравлен. С ними сердце и ум Достоевского. Православие для Достоевского — судьба русского народа, который «всегда страдал, как Христос».
В рассказе Достоевский «Сон смешного человека» главный герой после пробуждения восторженно говорит: «Я видел истину. Я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв возможности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
«Смешной человек» не знает, как устроить рай на земле, есть только евангельское правило: люби других, как себя, и это главное.
Многие пророчества Достоевского не сбылись. Русская идея не смогла воплотиться в жизнь. Писатель порой и сам подозревал, что такой исход возможен.
Достоевский уподобляет скитальцу русского «интеллигента»: «Фантастический и нетерпеливый человек жаждет спасения пока лишь преимущественно от явлений внешних; да так и быть должно: „Правда, дескать, где-то вне его может быть, где-то в других землях, европейских, например, с их твёрдым историческим строем, с их установившеюся общественною и гражданскою жизнью“. И никогда-то он не поймёт, что правда прежде всего внутри его самого… Он пока всего только оторванная, носящаяся по воздуху былинка. И он это чувствует и этим страдает, и часто так мучительно!»
«… наши «русские европейцы» изо всех сил уверяют Европу, что у нас нет никакой идеи, да и впредь быть не может, что Россия и не способна иметь идею, а способна лишь подражать… Европа нас готова хвалить, по головке гладить, но своими нас не признает, презирает нас втайне и явно, считая низшими себе как людей, как породу, а иногда так мерзим мы им, мерзим вовсе, особенно когда им на шею бросаемся с братскими поцелуями». (январский номер «Дневника писателя» за 1881 год).
При всём своём гуманизме Ф.М.Достоевский в 1877 году был сторонником начала войны с Турцией и призывал к захвату Константинополя. Свою позицию знаменитый мыслитель выразил в рассказе “ПАРАДОКСАЛИСТ”.
«Дикая мысль, – говорил он, между прочим, – что война есть бич для человечества. Напротив, самая полезная вещь. Один только вид войны ненавистен и действительно пагубен: это война междоусобная, братоубийственная. Она мертвит и разлагает государство, продолжается всегда слишком долго и озверяет народ на целые столетия. Но политическая, международная война приносит лишь одну пользу, во всех отношениях, а потому совершенно необходима.
— Помилуйте, народ идет на народ, люди идут убивать друг друга, что тут необходимого?
— Всё и в высшей степени. Но, во-первых, ложь, что люди идут убивать друг друга: никогда этого не бывает на первом плане, а, напротив, идут жертвовать собственною жизнью – вот что должно стоять на первом плане. Это же совсем другое. Нет выше идеи, как пожертвовать собственною жизнию, отстаивая своих братьев и свое отечество или даже просто отстаивая интересы своего отечества. Без великодушных идей человечество жить не может, и я даже подозреваю, что человечество именно потому и любит войну, чтоб участвовать в великодушной идее. Тут потребность.
— Да разве человечество любит войну?
— А как же? Кто унывает во время войны? Напротив, все тотчас же ободряются, у всех поднят дух, и не слышно об обыкновенной апатии или скуке, как в мирное время. А потом, когда война кончится, как любят вспоминать о ней, даже в случае поражения! И не верьте, когда в войну все, встречаясь, говорят друг другу, качая головами: “Вот несчастье, вот дожили!” Это лишь одно приличие. Напротив, у всякого праздник в душе. Знаете, ужасно трудно признаваться в иных идеях: скажут, – зверь, ретроград, осудят; этого боятся. Хвалить войну никто не решится.
— Но вы говорите о великодушных идеях, об очеловечении. Разве не найдётся великодушных идей без войны? Напротив, во время мира им ещё удобнее развиться.
— Совершенно напротив, совершенно обратно. Великодушие гибнет в периоды долгого мира, а вместо него являются цинизм, равнодушие, скука и много – много что злобная насмешка, да и то почти для праздной забавы, а не для дела. Положительно можно сказать, что долгий мир ожесточает людей. В долгий мир социальный перевес всегда переходит на сторону всего, что есть дурного и грубого в человечестве, – главное к богатству и капиталу.
Честь, человеколюбие, самопожертвование ещё уважаются, ещё ценятся, стоят высоко сейчас после войны, но чем дольше продолжается мир – все эти прекрасные великодушные вещи бледнеют, засыхают, мертвеют, а богатство, стяжание захватывают всё. Остается под конец лишь одно лицемерие – лицемерие чести, самопожертвования, долга, так что, пожалуй, их еще и будут продолжать уважать, несмотря на весь цинизм, но только лишь на красных словах для формы.
Настоящей чести не будет, а останутся формулы. Формулы чести – это смерть чести. Долгий мир производит апатию, низменность мысли, разврат, притупляет чувства. Наслаждения не утончаются, а грубеют. Грубое богатство не может наслаждаться великодушием, а требует наслаждений более скоромных, более близких к делу, то есть к прямейшему удовлетворению плоти. Наслаждения становятся плотоядными. Сластолюбие вызывает сладострастие, а сладострастие всегда жестокость. Вы никак не можете всего этого отрицать, потому что нельзя отрицать главного факта: что социальный перевес во время долгого мира всегда под конец переходит к грубому богатству.
Богатство, грубость наслаждений порождают лень, а лень порождает рабов. Чтоб удержать рабов в рабском состоянии, надо отнять от них свободную волю и возможность просвещения. Ведь вы же не можете не нуждаться в рабе, кто бы вы ни были, даже если вы самый гуманнейший человек?
Замечу ещё, что в период мира укореняется трусливость и бесчестность. Человек по природе своей страшно наклонен к трусливости и бесстыдству и отлично про себя это знает; вот почему, может быть, он так и жаждет войны, и так любит войну: он чувствует в ней лекарство. Война развивает братолюбие и соединяет народы.
— Как соединяет народы?
— Заставляя их взаимно уважать друг друга. Война освежает людей.
Человеколюбие всего более развивается лишь на поле битвы. Это даже странный факт, что война менее обозляет, чем мир. В самом деле, какая-нибудь политическая обида в мирное время, какой-нибудь нахальный договор, политическое давление, высокомерный запрос – вроде как делала нам Европа в 63-м году – гораздо более обозляют, чем откровенный бой. Вспомните, ненавидели ли мы французов и англичан во время крымской кампании? Напротив, как будто ближе сошлись с ними, как будто породнились даже. Мы интересовались их мнением об нашей храбрости, ласкали их пленных; наши солдаты и офицеры выходили на аванпосты во время перемирий и чуть не обнимались с врагами, даже пили водку вместе. Россия читала про это с наслаждением в газетах, что не мешало, однако же, великолепно драться. Развивался рыцарский дух.
А про материальные бедствия войны я и говорить не стану: кто не знает закона, по которому после войны всё как бы воскресает силами. Экономические силы страны возбуждаются в десять раз, как будто грозовая туча пролилась обильным дождем над иссохшею почвой. Пострадавшим от войны сейчас же и все помогают, тогда как во время мира целые области могут вымирать с голоду, прежде чем мы почешемся или дадим три целковых.
— Но разве народ не страдает в войну больше всех, не несёт разорения и тягостей, неминуемых и несравненно больших, чем высшие слои общества?
— Может быть, но временно; а зато выигрывает гораздо больше, чем теряет. Именно для народа война оставляет самые лучшие и высшие последствия. Как хотите, будьте самым гуманным человеком, но вы всё-таки считаете себя выше простолюдина. Кто меряет в наше время душу на душу, христианской меркой? Меряют карманом, властью, силой, – и простолюдин это отлично знает всей своей массой. Тут не то что зависть, – тут является какое-то невыносимое чувство нравственного неравенства, слишком язвительного для простонародия. Как ни освобождайте и какие ни пишите законы, неравенство людей не уничтожится в теперешнем обществе. Единственное лекарство – война.
Пальятивное, моментальное, но отрадное для народа. Война поднимает дух народа и его сознание собственного достоинства. Война равняет всех во время боя и мирит господина и раба в самом высшем проявлении человеческого достоинства – в жертве жизнию за общее дело, за всех, за отечество. Неужели вы думаете, что масса, самая даже тёмная масса мужиков и нищих, не нуждается в потребности деятельного проявления великодушных чувств? А во время мира чем масса может заявить свое великодушие и человеческое достоинство?
Мы и на единичные-то проявления великодушия в простонародье смотрим, едва удостаивая замечать их, иногда с улыбкою недоверчивости, иногда просто не веря, а иногда так и подозрительно. Когда же поверим героизму какой-нибудь единицы, то тотчас же наделаем шуму, как перед чем-то необыкновенным; и что же выходит: наше удивление и наши похвалы похожи на презрение. Во время войны всё это исчезает само собой, и наступает полное равенство героизма. Пролитая кровь важная вещь. Взаимный подвиг великодушия порождает самую твердую связь неравенств и сословий. Помещик и мужик, сражаясь вместе в двенадцатом году, были ближе друг к другу, чем у себя в деревне, в мирной усадьбе.
Война есть повод массе уважать себя, а потому народ и любит войну: он слагает про войну песни, он долго потом заслушивается легенд и рассказов о ней… пролитая кровь важная вещь! Нет, война в наше время необходима; без войны провалился бы мир или, по крайней мере, обратился бы в какую-то слизь, в какую-то подлую слякоть, заражённую гнилыми ранами…»
15 мая 2021 года на IX Международном конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте. Классика и мы: к 200-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского» К.В. Стволыгин сделал доклад «Восприятие феномена войны в религиозно-философских исканиях Ф.М. Достоевского и Л.Н.Толстого».
«Я понимаю слишком хорошо, почему русские с состоянием все хлынули за границу и с каждым годом больше и больше. Тут просто инстинкт. Если кораблю потонуть, то крысы первые из него выселяются. Святая Русь страна деревянная, нищая и… опасная, страна тщеславных нищих в высших слоях своих, а в огромном большинстве живёт в избушках на курьих ножках. Она обрадуется всякому выходу, стоит только растолковать. Одно правительство ещё хочет сопротивляться, но машет дубиной в темноте и бьёт по своим. Тут всё обречено и приговорено. Россия, как она есть, не имеет будущности». (Кармазинов. Достоевский, «Бесы», часть 2 глава 6, 1872 г.)
В июне 1996 года после ночных съёмок в фильме «Анна Каренина» гуляя по Петербургу в костюме и образе мечтателя «Белых ночей», я увидел покрытый белым полотнищем монумент. Это был памятник Достоевскому. Почему-то у меня возник невольный диалог с Фёдором Михайловичем, который позднее я описал в романе-быль «Странник».
— Но что я могу сделать один среди засилья зла, когда каждый за себя, когда власть продажна и за деньги можно подкупить кого угодно, когда…
— «Но нельзя сидеть сложа руки, иначе окончательно дойдешь до самооправдания, до сознания собственного бессилия перед властью обстоятельств: при чём я, эпоха виновата, время-то, мол, какое! — нероново!..»
— Откуда в людях столько жестокости? Отчего одна индивидуальность желает подавлять другую, а один народ эксплуатировать другой? Только из-за того, чтобы доказать свое превосходство? Что это: естественная конкуренция или противоестественное самоуничтожение?
— «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
— Мне нужна истина, а не благие выдумки. Между альтруизмом и эгоизмом побеждает эгоизм — это факт! Совесть, возможно, и оказывает сдерживающее воздействие, однако тело берёт верх! Абсурд заключается в том, что все понимают нежелательность такого порядка вещей, но это и есть реальность.
— «Или действительно высший смысл именно в этой бессмысленности: и страсти духовные, муки совести, полёт мысли, порывы творческого вдохновения, неколебимость веры не более чем чудовищная ухмылка над бедным человечеством, пустая игра воображения, чтобы хоть на краткий миг забыться, отвлечься от жуткой неминуемости этой последней правды, от этого вселенского, паучьи ненасытного бога — чрева?»
— Не могу, не хочу в это верить! Как же тогда жить, если и в самом деле тело над душой берёт верх? Или главный закон жизни — выживай?
— «Лучше уж гнуться, чем переломиться; согнёшься да выпрямишься, прямее будешь».
— Я не могу равнодушно смотреть на людскую боль, как люди желают себе смерти. Всё окружающее кажется абсурдом, лишённым какого-либо смысла.
— «Подумаешь — горе, раздумаешь — воля Господня».
— Куда ни глянь, везде господствует сила. И все призывы к любви и добру не останавливают злых людей, любовь не побеждает ненависти, добро не уничтожает зла.
— «Красота спасёт мир».
— Но как?! Я жизнью готов пожертвовать, лишь бы понять смысл происходящего, что есть человек.
— «Человек есть тайна. Её надо разгадывать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком».
(из моего романа-быль»Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература
В мае 2021 года на IX Международном конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте. Классика и мы: к 200-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского» я собрал мнения о смысле жизни и о Ф.М. Достоевском.
P.S. Что лучше: иметь ограниченную свободу слова и подвергаться преследованиям за высказывания? или же иметь полную свободу мнений, на которые, однако, никто не обращает внимания? Что хуже: страх или безразличие?
Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.
Всё, что я хочу сказать людям, заключено в главных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость
4\ Всё есть любовь
А по вашему мнению, что бы сказал ДОСТОЕВСКИЙ СЕГОДНЯ?
© Николай Кофырин – Новая Русская Литература
Метки: анна Каренина, белые ночи, Николай Кофырин. новая русская литература, роман-быль странник(мистерия), Фёдор Достоевский