11 ноября день рождения писателя Фёдора Михайловича Достоевского (1821–1881). 12 июня 2024 года в День России в рамках «литературного путешествия» по Подмосковью мы посетили усадьбу «Даровое». Я давно мечтал увидеть это место, где великий русский писатель провёл детские годы. Теперь в деревне Даровое Зарайского района Московской области музей писателя. 25 сентября 1993 года на границе усадьбы, около исторической въездной аллеи, был установлен памятник Ф.М. Достоевскому (работы народного художника СССР Юрия Иванова).
В усадебном доме размещена экспозиция, в которой реконструированы комнаты родителей Ф.М. Достоевского. Выставка рассказывает о том, какие образы усадьбы «Даровое» нашли отражение в творчестве писателя.
Моя давняя знакомая известный достоевед Альбина Станиславовна Бессонова провела интереснейшую экскурсию и ответила на многочисленные вопросы.
https://vk.com/video1243120_456243960
Усадьбу в сельце Даровое Тульской губернии отец писателя Михаил Андреевич Достоевский приобрёл в 1831 году. В следующем году в Даровом случился пожар, уничтоживший большинство построек. После этого Достоевские построили деревянный флигель, где стали жить всей семьёй. Достоевские приезжали в усадьбу на лето. В 1832 – 1836 годах там проводил время и Фёдор Достоевский. После смерти жены, Марии Фёдоровны, в 1837 году отец писателя оставил службу в Мариинской больнице и поселился в Даровом.
Примечательны деревья в парке — им более 250 лет, а иным дубам по 500 лет. Отчётливо видна липовая аллея, по которой любил прогуливаться Фёдор Достоевский. Мальчик бродил по полям, наблюдал за трудом крестьян, разговаривал с ними. Детские воспоминания о том, как Федя испугался волка и как его успокоил крестьянский мужик, нашли отражение в рассказе «Мужик Марей». Встречал Федя и безумную бездомную Аграфену, которая бродила по полям, разыскивая умершего сыночка (некто надругался над дурочкой).
Даровое неоднократно упоминается в романе «Бедные люди» (1845), в рассказе «Маленький герой» (1857), в романе «Униженные и оскорблённые (1861), в романе «Подросток» (1871), в рассказе «Мужик Марей» (1876), в «Дневнике писателя». В романе «Братья Карамазовы» Достоевский даже сохранил название деревни «Черемошня» и надругательство над юродивой (Елизаветой Смердящей).
Роман «Братья Карамазовы» кончаются речью Алёши Карамазова: «Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное ещё из детства, из родительского дома. Вам много говорили про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохранённое с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасён человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение».
Отголоски собственных детских впечатлений Достоевский вложил в биографию старца Зосимы: «Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так, если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз. Да и от самого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные, если только сама душа твоя способна искать драгоценное. К воспоминаниям же домашним причитаю и воспоминания о священной истории, которую в доме родительском, хотя и ребёнком, я очень любопытствовал узнать. Была у меня тогда книга, священная история, с прекрасными картинками под названием «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового завета», и по ней я и читать учился. И теперь она у меня здесь на полке лежит, как драгоценную память сохраняю».
В поздние годы жизни Ф.М. Достоевский не раз собирался навестить, как он писал, «места моего первого детства и юности». «… Это маленькое и незамечательное место оставило во мне самое глубокое и сильное впечатление на всю потом жизнь».
Выбраться в Даровое к сестре довелось только в 1877 году. По словам Достоевского «без святого и драгоценного, унесённого в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек… Воспоминания эти могут быть даже тяжёлые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души».
Отец будущего писателя – Михаил Андреевич Достоевский – был врач, участвовал в войне 1812 года. По характеру он был очень жёстким человеком и по отношению к своей семье, и особенно к крепостным крестьянам. Даже в письмах из Москвы жене, проводившей с детьми лето в деревне, Михаил Андреевич писал, что крепостных надо «посечь отечески», если «начнут баловать».
Крестьяне вспоминали о нём, как о человеке жестоком, лишённом практически всех добродетелей. Так, Макаров, крестьянин, живший в его селе, говорил: «Зверь был человек. Душа у него была тёмная — вот что… Барин был строгий, неладный господин, а барыня была душевная. Он с ней нехорошо жил, бил её. Крестьян порол ни за что».
Многие современники, вспоминавшие о Михаиле Андреевиче, оставили о нём не самые лестные отзывы как о человеке жестоком, вспыльчивом и весьма подозрительном. Вспышки его гнева порой заканчивались рукоприкладством. Однажды, когда его супруга Мария Фёдоровна была в очередной раз беременна на 7 месяце, Михаил Андреевич закатил ей скандал, потому что был уверен в том, что жена ему изменила. Однако Мария Нечаева действительно любила его и прощала ему любые его грехи и слабости. В 1837 г. вечно больная и ослабленная из-за частых родов она умирает от чахотки. Её смерть тяжело далась Михаилу Андреевичу. Он решает уйти в отставку и поселяется в своём имении.
В имении Михаил Андреевич часто предавался разврату и пьянству. Он много пил и от этого добрее не становился. Крайняя нужда, в которую Михаил Андреевич впал из-за неурожаев, – всё это усилило его природную вспыльчивость, нетерпимость, резкость. Потеряв жену, разругавшись с соседями, замкнувшись в болезненном одиночестве, Михаил Андреевич приблизил к себе 15-летнюю деревенскую девочку Александру. Через год она родила сына. Его крестили, нарекли Симеоном, но Александру вместе с младенцем помещик услал со двора в свою же деревню Черемошню. Ещё спустя год незаконнорожденный ребенок умер.
В 1839 году в Даровом при до конца не выясненных обстоятельствах Михаил Андреевич скончался. Официальная версия гласила, что М.А. Достоевский умер скоропостижно от внезапно поразившего его апоплексического удара. Это случилось 6 июня 1839 г. по дороге из Дарового в Черемошну. Труп почти двое суток пролежал в поле, пока явившийся из Каширы лекарь формальным образом не удостоверил факт смерти. На суде крепостные показали, что это был акт мести. Подозрительным казалось и то, что в церковных документах отражено: всё мужское население Дарового в 1839 году на исповеди не было. Не иначе, было что скрывать!..
Сын Фёдор в то время обучался в Инженерном училище в Петербурге. Внезапная и якобы насильственная смерть отца произвела на 17-летнего Достоевского неизгладимое впечатление. Это был двойной удар. С одной стороны, гибель дорогого родителя, которого сын чтил и как отца, и как семьянина, и как одного из передовых людей; а с другой стороны, сообщение о том, что это дело рук тех самых крестьян, которых ещё мальчиком Фёдор полюбил.
«Я пролил много слёз о кончине отца, но теперь состоянье наше ещё ужаснее; не про себя говорю я, но про семейство наше… — писал Фёдор старшему брату Михаилу в августе 1839-го. — Скажи, пожалуйста, есть ли в мире несчастнее наших бедных братьев и сестер? Меня убивает мысль, что они на чужих руках будут воспитаны».
Смерть отца – одно из самых тёмных мест в биографии писателя. Когда до Фёдора дошли мрачные слухи о насильственной смерти отца, он тяжело переживал, верил в них и не верил, но забыть уже не мог. Достоевский не обмолвился об этом ни словом, ни прямо – в дошедших до нас текстах, ни косвенно – в передаче воспоминаний.
Впервые о смерти отца писателя – Михаила Андреевича Достоевского – я прочёл в книге Юрия Селезнёва серии ЖЗЛ «Достоевский» в 1986 году, которую приобрёл в Берлине в магазине русской книги.
«Поползли слухи, будто владельца Черемошны и Дарового убили его крестьяне, давно не любившие мрачного, раздражительного барина; другие добавляли, что кончили его «за девок»; третьи говорили, что обезумели мужики от беспросветностей, вот и порешили барина». Слухи эти доходили до властей, проверялись, но подтверждения не нашли. Началось следствие, слухи не подтвердились, и дело было отправлено в архив. Поговаривали, правда, будто это богатые родственники Куманины подкупили следствие, рассуждая: человека, мол, всё равно не вернёшь, а людишек в Сибирь загонят, кто работать будет? Подозревали в распространении слухов Хотяинцевых, богатых соседей по имению, земли которых охватывали со всех сторон нищие даровские и черемошнинские угодья. А распространяли, якобы, для того, чтобы оттягать эти земельки: покойный Михаил Андреевич вёл с соседом давнюю тяжбу о законном разделе владений». (стр. 47)
Большинство статей о смерти М.А. Достоевского написаны искусствоведами, литературоведами, но не юристами. Они не замечают тех деталей, которые видят криминологи в расследовании убийства. Я как юрист-криминолог и литератор, постараюсь восстановить эти «белые пятна».
Почти полтора столетия единственным первоисточником о смерти Михаила Андреевича Достоевского служили воспоминания его сына Андрея Михайловича. Младший из сыновей на склоне лет составил целый рассказ о том, как его отца убивали сразу пятнадцать (!) человек крепостных. И почти полтора столетия потомки Достоевских верили в это.
Воспоминания Андрея Михайловича Достоевского, приобретшие статус первоисточника, были написаны в 1895 году, когда мемуаристу было уже 70 лет. Его рассказ о событиях более чем полувековой давности основан на рассказах неочевидцев. Версия Андрея не содержит сведений о ключевых свидетелях дела — кучере, священнике и докторе — и рисует сцену, как отец, проезжая мимо работающих в поле мужиков, выразил недовольство их работой, вспылил и закричал. В ответ кто-то дерзкий нагрубил ему и, боясь последствий, крикнул остальным: «Карачун ему!» «С этим возгласом все крестьяне, в числе до 15 человек, кинулись на отца и в одно мгновение, конечно, покончили с ним…»
Далее Андрей Михайлович пишет: «Как стая коршунов, налетело из Каширы так называемое временное отделение. Первым его делом, конечно, было разъяснить, сколько мужики могут дать за сокрытие этого преступления. Не знаю, на какой сумме они порешили, и не знаю также, где крестьяне взяли вдруг, вероятно, немаловажную сумму денег, знаю только, что временное отделение было удовлетворено, труп отца анатомирован, причём найдено, что смерть произошла от апоплексического удара, и тело было предано земле в церковном погосте села Моногарова».
Спрашивается: зачем сыну писать такую компрометирующую его отца легенду, если это не правда?
«Дыма без огня не бывает», гласит народная мудрость. Если бы Михаил Андреевич имел благонравный характер, был человеком выше всяких похвал и достойным барином, заботившимся о своих крестьянах, вряд ли бы кто-то желал его смерти, к нему не прилипла бы клевета и не могли скомпрометировать слухи. Но Михаил Андреевич всеми характеризовался очень плохо, и убийство его из чувства мести кажется вполне закономерным итогом.
Дочь писателя Любовь Фёдоровна Достоевская ссылаясь на показания барского кучера «покажет»: деда Михаила «нашли на полпути, задушенным подушкой из экипажа. Кучер исчез вместе с лошадьми, одновременно исчезли ещё некоторые крестьяне из деревни. Во время судебного разбирательства другие крепостные моего деда показали, что это был акт мести».
«Дружно, всей деревней черемошинские мужики выполнили задуманное и потом многие годы дружно таили имена инициаторов и историю всего события», — писала литературовед Вера Степановна Нечаева в 1939 году.
В.С. Нечаева приводит записанный ею в 1925 году рассказ старика И.В. Мелихова, крестьянина Черемошны, назвавшего себя внуком Семёна Широкого (кучера, несколько лет возившего Достоевских из Москвы в имение и обратно). Внук категорически опровергал рассказы других стариков о событиях 76-летней давности и стойко держался «мирной» версии — о том, как приехавшие следователи «полмесяца жили в деревне, всех поодиночке опрашивали, детям конфеты давали, но ничего подозрительного не нашли».
По другой версии, 6 июня 1839 года по дороге из Дарового в Черемошну при сорокаградусной жаре Михаил Андреевич Достоевский ехал на дрожках и с ним сделался удар. Приступы болезни бывали у него и прежде: немело тело, кружилась голова. Кучер оставил барина в поле и поскакал в Моногарово за священником. Кроме священника к больному привезли из Зарайска доктора И.X. Шенрока — значит, была надежда спасти умирающего. Но спасти не удалось, и, не обнаружив следов насилия, доктор констатировал смерть от апоплексического удара. Будучи служащим Рязанской, а не Тульской губернии, он не имел права выдать официальное заключение о смерти пациента и распорядился оставить тело в поле в «исходном» положении до прибытия властей и судебного расследования. Согласно этой версии, прямых свидетелей случившегося, то есть свидетелей-очевидцев, было трое: безымянный кучер, священник и доктор.
Только в 1975 году были обнаружены архивные документы, из которых следовало, что крестьяне были причастны к смерти барина разве что косвенно. Они возили в поле навоз, Михаил Достоевский наблюдал за их работой, взбесился от нерасторопности мужиков, раскричался… Известно, что Михаил Андреевич страдал гипертонической болезнью, и очередной приступ подкосил его. Михаила Андреевича положили в поле под дерево. Кучер поскакал в соседнее село Моногарово за священником, а какой-то ещё вестовой – в Зарайск за врачом. Но доктор ничем не помог, лишь констатировал смерть. Священник принял «глухую исповедь», сказанную коснеющим языком.
Архивные документы о смерти Михаила Андреевича свидетельствуют о том, что естественный характер смерти был зафиксирован двумя врачами независимо друг от друга: И. М. Шенроком из Зарайска, Рязанской губернии, и Шенкнехтом из Каширы, Тульской губернии.
Михаила Андреевича Достоевского похоронили в селе Моногарово на погосте храма Сошествия Святого Духа, куда семья Достоевских ходила на богомолье.
Под давлением соседнего помещика П.П. Хотяинцева, выразившего сомнение в факте естественной смерти Михаила Андреевича, через некоторое время к властям обратился отставной ротмистр А.И. Лейбрехт. Возобновившись по доносу, следствие «о скоропостижно умершем г. Достоевском» перешло в уголовное русло и протянулось вплоть до октября 1840 года. Но и дополнительное следствие, длившееся 1,5 года, подтвердило первоначальное заключение врачей и кончилось «внушением» А.И. Лейбрехту.
Тогда появилась версия о взятках, «замазавших» дело. Будто влиятельные родственники Куманины способствовали закрытию дела, предполагала В.С. Нечаева. «Сделка эта кажется очень малоправдоподобной и чересчур опасной для обеих сторон», — писала Нечаева, предположив, однако, что искомую взятку дали как раз-таки родственники убитого, ибо раскрытие убийства грозило ссылкой в Сибирь всему мужскому населению Черемошны, а также разорением имения, в котором состояло всё наследство семерых детей умершего.
А.М. Достоевский считает невозможным, чтобы нищие крестьяне или беспомощные наследники могли повлиять на ход дела. Остался единственный аргумент в пользу сокрытия убийства: приговор повлёк бы ссылку мужиков в Сибирь, что отрицательно сказалось бы на бедном хозяйстве Достоевских, поэтому наследники и замяли дело. Однако и это неверно. Никто дела не заминал, оно проходило все инстанции. Слухи же о расправе крестьян распространил П.П. Хотяинцев, с которым у отца Достоевского была земельная тяжба. Он решил запугать мужиков, чтобы они были ему покорны, так как некоторые дворы крестьян П.П. Хотяинцева помещались в самом Даровом. Он шантажировал бабку писателя (по матери), приезжавшую узнать о причинах случившегося. А.М. Достоевский указывает в своих «Воспоминаниях», что П.П. Хотяинцев и его жена «не советовали возбуждать об этом дела».
Искусствовед Г.А. Федоров опубликовал в 1975 году в своих статьях материалы судебного следствия по делу о смерти Михаила Андреевича.
«В жаркий день 6 июня 1839 года Михаил Андреевич наблюдал за работой крестьян Черемошни, возивших на поле навоз, был ими недоволен, кричал на них и упал замертво прямо на борозде. За 12 верст, из Зарайска, доставили священника и доктора И.М. Шенрока, который констатировал смерть от апоплексии. Поскольку смерть была внезапной, сообщили в полицию, а труп не трогали. Через двое суток из Каширы приехали: исправник, становой пристав, стряпчий и лекарь, дабы провести «тщательное изыскание». Лекарь Х. Шенкнехт, так же как и И.М. Шенрок, констатировал смерть от апоплексического удара. Общее заключение в донесении Тульскому губернатору звучало так: «…в насильственной смерти его; г-на Достоевского сомнения и подозрения никакого не оказалось».
20 июня 1839 года Каширский уездный суд вынес решение о прекращении дела, но вскоре было возобновлено следствие, поскольку поступил письменный донос о том, что имело место убийство. Следствие тянулось почти полтора года, и в результате в конце 1840 года дело по скоропостижно умершем сдано в архив. Естественная смерть от апоплексического удара подтверждена судебным порядком. При этом никаких противоречий в документах, составленных разными людьми (ведь при доследовании бригада следователей меняется), нет. Всюду одно и то же: данных за насильственную смерть нет».
«Домыслы и логика фактов (к биографии Ф.М. Достоевского)». – «Литературная газета», 18 июня 1975 года; Г.А. Федоров, «Помещик. Отца убили…» – «Новый мир», 1988, N 10.
Как установил Фёдоров, «стая коршунов» — каширский исправник Н.П. Елагин, уездный штаб-лекарь X. Шенкнехт, а также становой пристав и стряпчий — пробыли в Даровом несколько дней и провели «тщательные изыскания»; причём лекарь официально подтвердил выводы первого доктора, уточнив, что удар произошёл «вследствие привычных геморроидальных напряжений, от которых привычного пособия не было принято».
По версии даровских крестьян, убивали мужики черемошинские, по сговору четверых, не выехавших на работу и сказавшихся больными, чтобы заманить во двор барина, который наверняка захочет «вылечить» их палкой. Так будто бы и случилось. «Мужики бросились, рот барину заткнули, да за нужное место, чтоб следов никаких не было. Потом вывезли, свалив в поле, на дороге из Черемошни в Даровое. А кучер Давид был подговорен. Оставил барина да в Моногарово за попом, а в Даровое не заезжал. Поп приехал, барин дышал, но уже не в памяти. Поп глухую исповедь принял, знал он, да скрыл. Крестьян не выдал.
Версии, изложенные потомками тех крестьян, кто якобы убивал барина в 1839-м или знал об убийстве, столь же проблематичны. Эти «свидетели» «свидетельствовали» по слухам и преданиям седой старины; они, ещё не родившиеся, когда произошла эта история, охотно рассказывали московскому писателю Д.М. Стонову в 1924-м и учёным В.С. Нечаевой и М.В. Волоцкому в 1925-м, какой плохой, злой и жестокий был барин, владевший их дедушками и бабушками: В 1925 году в стране победившей революции убийство, да ещё всей деревней, рядового помещика, злодея по определению, считалось вовсе не грехом, а доблестью и геройством.
ПО МОЕМУ МНЕНИЮ, как юриста-криминолога, скорее всего, это было покушение на убийство из чувства мести. В результате избиения крестьянами и частичного удушения (не оставившего следов насилия на теле) Михаила Андреевича хватил «апоплексический удар» и он умер.
В 1928 году сенсационно абсурдную статью написал Зигмунд Фрейд, доказывавший, что Достоевский сам желал смерти своего отца.
Разумеется, Фёдор Михайлович не мог желать смерти отца своего, поскольку тот ему всячески помогал и заботился о своём отпрыске.
Но слухи об убийстве отца Достоевского дали толчок к появлению целого ряда фрейдистских работ, ложно и тенденциозно обыгрывающих факт мнимого сходства отца писателя и старика Фёдора Павловича Карамазова.
Дочь писателя Любовь Фёдоровна высказала предположение, что «Достоевский, создавая тип Фёдора Карамазова, вероятно, вспомнил скупость своего отца, которая причинила его юным сыновьям такие страдания и так возмущала их, и его пьянство, а также и то физическое отвращение, которое оно внушало его детям. Когда он писал, что Алёша Карамазов не чувствовал этого отвращения, а жалел своего отца, ему, возможно, вспоминались те мгновения сострадания, которое боролось с отвращением в душе юноши Достоевского».
Известно, что тема смерти, убийства и преступления является одной из главных в творчестве Фёдора Михайловича Достоевского. Но почему? Неужели на него так повлияли слухи об убийстве отца?
В бумагах писателя за 1868 год встречается набросок под рабочим названием «Роман о помещике». В наброске фигурировало купленное спорное поле, голодный год и даже убийство отца помещика, которому автор не успел придумать имени. Специалисты по творчеству Достоевского полагают, что мысли и переживания, которые он испытал, собираясь сочинять «Роман о помещике», определили магистральную тему его трёх последних великих книг – «Бесов», «Подростка» и «Братьев Карамазовых».
«Кто не желает смерти отца?.. — презрительно бросает Иван Карамазов публике, пришедшей в зал суда, где вот-вот приговорят Митю. — Все желают смерти отца… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые…»
Глядя на памятник Достоевскому, я представил свой разговор с классиком.
— Откуда в людях столько жестокости? Отчего одна индивидуальность желает подавлять другую, а один народ эксплуатировать другой? Только из-за того, чтобы доказать свое превосходство? Что это: естественная конкуренция или противоестественное самоуничтожение?
— «Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей».
— Мне нужна истина, а не благие выдумки. Между альтруизмом и эгоизмом побеждает эгоизм — это факт! Совесть, возможно, и оказывает сдерживающее воздействие, однако тело берёт верх! Абсурд заключается в том, что все понимают нежелательность такого порядка вещей, но это и есть реальность.
— «Или действительно высший смысл именно в этой бессмысленности: и страсти духовные, муки совести, полёт мысли, порывы творческого вдохновения, неколебимость веры не более чем чудовищная ухмылка над бедным человечеством, пустая игра воображения, чтобы хоть на краткий миг забыться, отвлечься от жуткой неминуемости этой последней правды, от этого вселенского, паучьи ненасытного бога — чрева?»
— Не могу, не хочу в это верить! Как же тогда жить, если и в самом деле тело над душой берёт верх? Или главный закон жизни — выживай?
— «Лучше уж гнуться, чем переломиться; согнёшься да выпрямишься, прямее будешь».
— Я не могу равнодушно смотреть на людскую боль, как люди желают себе смерти. Всё окружающее кажется абсурдом, лишенным какого-либо смысла.
— «Подумаешь — горе, раздумаешь — воля Господня».
— Куда ни глянь, везде господствует сила. И все призывы к любви и добру не останавливают злых людей, любовь не побеждает ненависти, добро не уничтожает зла.
— «Красота спасёт мир».
— Но как?! Я жизнью готов пожертвовать, лишь бы понять смысл происходящего, что есть человек.
— «Человек есть тайна. Её надо разгадывать, и ежели будешь её разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком. … Одни из лучших минут в жизни моей были те, когда я, наконец, клал на бумагу то, что выносилось долговременно в моих мыслях; когда я и до сих пор уверен, что едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить. … Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой».
(из моего романа-быль «Странник (мистерия) на сайте Новая Русская Литература
P.S. Посвящаю эту статью памяти безвременно ушедшего правнука писателя. Дмитрий Андреевич Достоевский (22 апреля 1945 г. – 4 сентября 2024 г.) был достойный человек, с глубиной великого предка, интересный комментатор жизни и творчества писателя Достоевского. Я знал Дмитрия Андреевича лично, снимал его в своих фильмах. Приглашаю посмотреть мой фильм, снятый в мае 2021 года на конференции, посвящённой 200-летию Ф.М. Достоевского.
Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.
Всё что я хочу сказать людям, заключено в основных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость
4\ Всё есть любовь
А по Вашему мнению, в чём причина СМЕРТИ ДОСТОЕВСКОГО В ДАРОВОМ?
© Николай Кофырин – Новая Русская Литература
Метки: литература, Николай Кофырин, Новая Русская Литература, Фёдор Достоевский