14 апреля я побывал на премьере спектакля «Братья Карамазовы» в Малом драматическом театре – театре Европы (Санкт-Петербург). Спектакль Льва Додина создан по его пьесе на основе романа «Братья Карамазовы» Ф.М.Достоевского.
Критики заметили, что к Достоевскому Додин обращается в моменты сложные и переломные. Постановка «Бесы» совпала с крахом Советского Союза. Что вызовет постановка «Братья Карамазовы», покажет время.
Я не литературный и не театральный критик. Меня интересовало только одно: как Додин ответил на «проклятые вопросы», поставленные Достоевским. «Тварь я дрожащая или право имеющий?» «Если Бога нет, то всё дозволено?» «Можно ли ценой жизни ребёнка построить рай на Земле?» «Нужно ли бессмертие, чтобы человек стал нравственным?»
Я поинтересовался у зрителей, что привлекло их придти на премьеру: психологический театр Додина, известные артисты или великий роман? и как бы они ответили на «проклятые вопросы» Достоевского?
В 1983 году Лев Додин вместе с Аркадием Кацманом и Андреем Андреевым создали инсценировку романа Достоевского «Братья Карамазовы» в Учебном театре на Моховой. Нынешняя версия – про мир без бога и без любви, про «время не любить». Получился спектакль-приговор, в котором Лев Додин ставит жёсткий диагноз сегодняшнему обществу. Это трагический гимн XXI веку!
До похода в театр я прочитал немало рецензий на спектакль, в результате чего у меня сложилось противоречивое представление. Мнения самые разные.
Пьеса Додина – это диалог режиссёра с Вселенной Достоевского.
Из вселенной романа получилась философская семейная драма. Нет ни бунта Ивана Карамазова, ни великого инквизитора, ни диалога с чёртом.
Додин попытался разобраться с собственной непоправимой бедой и виной всего мироздания.
Додин занимает позицию «сына», у которого к «отцу» накопились вопросы без ясного разрешения.
Додин стремится вывести «русскую формулу» (ген карамазовщины), которая порождает диких, талантливых и трагически обречённых русских мужчин.
Театральная атмосфера спектакля воссоздает «реализм действительной жизни» Достоевского, на экзистенциальном уровне трагедию людей, «мечущихся между святостью и огнем чувственности» (как писал Томас Манн).
Додин «высушивает» Достоевского в прямом и переносном смысле: тут нет мокрого дела, и Фёдор Павлович, уже убитый, во втором акте всё так же будет присутствовать, взяв на себя к тому же роль судьи, когда будут судить Дмитрия.
Герои распахивают перед зрителем душу, в которой скопились и грязь, и святость. Хаос, который несёт в себе карамазовщина, у Додина сочетается с идеей братства.
Лев Додин включил в монологи героев тексты, не вошедших в спектакль персонажей. Чего стоит монолог Мити о побеге в Америку, и что будет там, и как они с Грушей вернутся в Россию.
Достоевский сумел вычислить и предсказать траекторию русской судьбы. И в России невыносимо, и в Америке нехорошо.
Элегантную мрачность спектакля просветляет духоподъёмный момент, когда звучит гимн на стихи Шиллера под музыку Девятой симфонии Бетховена.
Для Додина Достоевский автор наиважнейший. Вместе с писателем-метафизиком режиссёр изучает полярность человеческой души, страшные качели духа человеческого от горних высей до подлых бездн. Достоевский предвидел трагические последствия вседозволенности и безверия. Циничный и агрессивный человек, как право имеющий, идёт по головам и жизням встречающихся людей. Неудержимая жажда наслаждений толкает людей в Апокалипсис.
В пьесе семь действующих лиц: четверо братьев (Дмитрий, Иван, Алексей, Смердяков), их отец Фёдор Павлович и две роковые женщины, Грушенька и Катерина Ивановна. Речи героев составлены из текстов других произведений Достоевского и перемешаны так, что многое слышишь будто впервые. В реплики героев включены слова из романа «Идиот». Хотя текст, звучащий со сцены, принадлежит Достоевскому, иногда фразы одного персонажа отданы другому.
Перед походом в театр, я ещё раз посмотрел фильм Ивана Пырьева «Братья Карамазовы». Известно, что Фёдор Михайлович весьма скептически относился к переносу его литературных произведений на сценическую площадку. Интересно, что бы сказал Фёдор Михайлович, посмотрев такой спектакль?
Спектакль сделан как наказание персонажей совестью. Каждый из героев Достоевского несёт свою «правду», её можно понять, но не всякую принять. Дмитрий кается за несовершённое убийство и идёт на каторгу. Иван выдавливает из себя признание «Я убил» и сбегает в спасительное безумие. Алёша хочет уйти из карамазовской преисподней, но понимает, что и в нём сидит ген карамазовщины. «Носится ли Дух Божий вверху этой силы — и того не знаю. Знаю только, что и сам я Карамазов. Я монах. А я в Бога-то вот, может быть, и не верую».
«Бог проповедовал свободу», – в спектакле говорит Алеша; «Человеку нужно бессмертие», – спорит Иван; «нет – красота!», – возражает Митя; «нет – сладострастие», – подчеркивает Фёдор Палыч; «нет – жертвенность», – говорит Катерина Ивановна; «нет – мучения», – замыкает спор Груша.
«Вы же никого не любите!» — кричит Алёша.
«А за что любить? Кто нас любил?» — с обидой на весь мир отвечают Катя и Грушенька.
Мир несовершенен, но его надо любить. «Я люблю человечество, — говорит Алёша — но чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, порознь, как отдельных лиц».
А если любить не получается? пусть горит синим пламенем?
«…Разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в человечестве идею о Боге…». «Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству, потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество?»
Оскар Уайльд писал, что «величайшие грехи мира рождаются в мозгу и только в мозгу». Бог создал человека? Или человек Бога?
Достоевский ставил перед собой задачу «найти в человеке человека».
Обычно тот, кто плюёт на Бога, плюёт сначала на человека.
Фёдор Михайлович не раз возвращался к мысли, что обдуманное убийство — это всегда САМОубийство. Убийство Бога в другом — убийство Бога в себе.
Душа себя испытывает: тварь я дрожащая или право имеющий?
Человек нащупывает пределы своей свободы и в восторге вседозволенности не может у адской бездны остановиться…
Преступить или обуздать себя? Верить или не верить?
Если нет бессмертия души – всё ли дозволено?
Герои Достоевского (да и он сам) всю жизнь ищут Бога и не находят. А между тем Бог — везде!
«Порядочному человеку в раю не место», убеждён Фёдор Палыч. Изворотливый ум в борьбе за свою жизнь выработал свою философскую доктрину самосохранения. «Карамазовы не подлецы, а философы».
Разговаривая на вечные и божественные темы, герои пытаются проанализировать существующий миропорядок и найти смысл своей жизни. Каждый ищет свой идеал. Герои делают попытки обозначить размер величия человека, который колеблется от таракана до Бога и не могут определиться. Но существует иная логика мышления, иное нравственное, надбытовое восприятие, представление о мире.
Николай Бердяев называл Достоевского «великим антропологом», исследователем глубин и тайн человека. Своеобразие же антропологических «опытов» Достоевского, уточняет Бердяев, кроется в том, что глубина человека всегда остаётся у него до конца необъяснимой и невыявленной. Антропология Достоевского касается последних глубин человеческого духа («тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей»).
Достоевский не успел закончить свой последний роман. Согласно его планам продолжением должна была стать судьба Алёши, его уход из монастыря в школу и даже покушение на цареубийство.
Я постарался в своём романе-быль «Странник»(мистерия) показать и то, и другое, и третьи. Я не столько исследователь, сколько последователь Фёдора Михайловича Достоевского.
Не следует забывать, что герои романов Достоевского это всего лишь идейный конструкт, выдумка, а не живые реальные люди. Не надо путать сочинение с реальность. Реальность куда страшнее. Как говорит Дмитрий Карамазов: «Какие страшные вещи делает с человеком реализм!»
На каторге Достоевский познакомился с человеком, осуждённом за отцеубийство, которого он не совершал. Это я могу понять. Но идти на каторгу сознательно, взяв на себя чужую вину, это представить трудно. Сегодня в тюрьму за чужое преступление садятся по договору за денежное вознаграждение.
При всём своём реализме Достоевский всё же верил в идеальный мир и стремился к идеалу. Хотя при этом не игнорировал сермяжную правду жизни. В черновиках к роману были версии, что отца убил Иван за то, что в детском возрасте отец его изнасиловал. Но, видимо, авторы, дописывающие роман по просьбе Анны Григорьевны, решили, что это чересчур. Хотя, на мой взгляд, Смердякову такое убийство не по силам: ни физически, ни психически, ни морально.
Замысел романа «Братья Карамазовы» (первоначально «Житие великого грешника») шёл из глубин собственной души писателя. Все черты карамазовщины были в самом Достоевском. И Фёдор Павлович, и Дмитрий Карамазов, Иван, Алексей, и даже Смердяков – всё это грани души самого Достоевского.
Достоевский устами своих героев выразил мучавший его всю жизнь вопрос о бессмертии. В фильме «Братья Карамазовы» Ивана Пырьева выразительно показана беседа братьев Ивана и Алексея с их отцом.
– А всё-таки говори: есть бог или нет? Только серьёзно! Мне надо теперь серьёзно.
– Нет, нету бога.
– Алёшка, есть бог?
– Есть бог.
– Иван, а бессмертие есть, ну там какое-нибудь, ну хоть маленькое, малюсенькое?
– Нет и бессмертия.
– Никакого?
– Никакого.
– То-есть совершеннейший нуль или нечто. Может быть нечто какое-нибудь есть? Все же ведь не ничто!
– Совершенный нуль.
– Алешка, есть бессмертие?
– Есть.
– А бог и бессмертие?
– И бог и бессмертие. В боге и бессмертие.
– Гм. Вероятнее, что прав Иван. Господи, подумать только о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром на эту мечту, и это столько уж тысяч лет! Кто же это так смеётся над человеком? Иван? В последний раз и решительно: есть бог или нет? Я в последний раз!
– И в последний раз нет.
– Кто же смеётся над людьми, Иван?
– Чорт, должно быть, – усмехнулся Иван Фёдорович.
– А чорт есть?
– Нет, и чорта нет.
– Жаль. Чорт возьми, что б я после того сделал с тем, кто первый выдумал бога! Повесить его мало на горькой осине.
– Цивилизации бы тогда совсем не было, если бы не выдумали бога.
Достоевский публично разъяснял богохульство Ивана:
«Один страдающий неверием атеист в одну из мучительных минут своих сочиняет дикую, фантастическую поэму, в которой выводит Христа в разговоре с одним из католических первосвященников — Великим инквизитором. Страдание сочинителя поэмы происходит именно оттого, что он в изображении своего первосвященника с мировоззрением католическим, столь удалившимся от древнего апостольского православия, видит воистину настоящего служителя Христова. Между тем его Великий инквизитор есть, в сущности, сам атеист. Смысл тот, что если исказишь Христову веру, соединив её с целями мира сего, то разом утратится и весь смысл христианства, ум несомненно должен впасть в безверие, вместо великого Христова идеала созиждется лишь новая Вавилонская башня. Высокий взгляд христианства на человечество понижается до взгляда как бы на звериное стадо, и под видом социальной любви к человечеству является уже не замаскированное презрение к нему».
В самом начале романа, когда происходит встреча семейства Карамазовых со старцем Зосимой, Пётр Александрович Миусов излагает мысли Ивана Федоровича:
«… на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил человечество – не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в своё бессмертие. Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие, в нём тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия. Но и этого мало, он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие своё, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».
— Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения у людей веры в бессмертие души их? — спросил вдруг старец Ивана Фёдоровича.
— Да, я это утверждал. Нет добродетели, если нет бессмертия.
«Представьте себе, — пишет Достоевский в феврале 1878 г. Н.Л.Озмидову, — что нет Бога и бессмертия души (бессмертие души и Бог – это всё одно, одна и та же идея). Скажите, для чего мне тогда жить хорошо, делать добро, если я умру на земле совсем? Без бессмертия-то ведь всё дело в том, чтоб только достигнуть мой срок, а там хоть всё гори. А если так, то почему мне (если я только надеюсь на свою ловкость и ум, чтоб не попасться закону) и не зарезать другого, не ограбить или почему мне если уж не резать, так прямо не жить на счёт других, в одну свою утробу? Ведь я умру, и всё умрёт, ничего не будет».
Достоевский констатирует прямую зависимость между верой человека в бессмертие и нравственностью его поведения. Если нет бессмертия, то нечего и бояться, если нет посмертного воздаяния за всё сделанное в жизни. Нормы морали, придуманные людьми, не требуют обязательного соблюдения. Законы, установленные людьми, можно обойти. Если нет Бога, то всё дозволено! Только Суд Божий человеку по делам его может хоть как-то побудить поступать добродетельно. То есть, ничего не обязывает человека быть нравственным и творить добро, кроме как страх перед Судом Божиим!
Проблема бессмертия это краеугольный камень не только нравственных проблем, но и житейских. Если человек верит, что после смерти его ждёт суд за всё то, что он совершил в этой жизни, то он живёт осмотрительно, понимая, что за всё придётся отвечать. И тогда любой поступок становится нравственным по необходимости. А если человек не верит в бессмертие, тогда нет никакой нравственности и никаких правил, кроме собственных желаний.
Если Достоевский предлагал верить в идею бессмертия, то в XXI веке с развитием биотехнологий проблема бессмертия стала вполне реализуемой. Трансгуманисты обещают сделать человека бессмертным к 2050 году.
В чём же отличие идеи бессмертия Достоевского и реального бессмертия трансгуманизма? Изменятся ли представления о добре и зле, о смысле жизни и смерти у человека, ставшего бессмертным?
Я спросил об этом священников и учёных на конференции, посвящённой проблемам биоэтики и трансгуманизма, которая проходила в Русской христианской гуманитарной академии 22 апреля 2021 года.
Бессмертие создаёт принципиально новую этику, меняется представление о добре и зле, о смысле жизни и смысле смерти, о наказании и преступлении. Так называемая НОВАЯ ЭТИКА это не абьюз и не харассмент, и не cancel culture. А прежде всего это право на смерть и право на бессмертие.
Недавно посмотрел фильм Вуди Аллена «Иррациональный человек» — режиссёрская фантазия по мотивам романа Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Сорокалетний «Раскольников» — американский профессор философии утратил смысл жизни, а вместе с ним и потенцию. Его уже не радуют влюблённые в него женщины, готовые прыгнуть к нему в постель. Но тут подворачивается случай осуществить великую идею. Профессор решает убить судью, творящего несправедливость, и тем самым сделать мир лучше. Судья отравлен, подозрения падают на невинного человека. При этом никакие угрызения совести убийцу не мучают. Напротив, от ощущения, что ты не тварь дрожащая, а право имеющий возвращается вкус к жизни. Когда влюблённая студентка пытается усовестить профессора, он решает избавиться от неё, а вместе с ней и от угрызений совести.
«Философия – это словесная маструбация», — говорит профессор философии своим студентам. — «Ваша жизнь имеет тот смысл, которым вы сами её наполняете». «Ад – это другие!»
Надо признать, что подобная мотивация вполне соответствует духу XXI века. 16 апреля 2021 года в Президентской библиотеке им. Б.Н. Ельцина в Петербурге слушали и обсуждали доклад Д.А.Богач о романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». Я поинтересовался: как расценивают преступление и наказание в XXI веке?
Достоевский говорил, что невозможно представить вселенскую гармонию, в основании которого лежит слезинка хотя бы одного замученного ребёнка. В романе «Братья Карамазовы» Иван говорит брату Алёше, что не приемлет Бога, который допускает в этом мире страдания невинных детей ради некой «высшей гармонии».
«Для чего познавать это чёртово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слёзок ребёночка к «боженьке»… Пока ещё время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискуплёнными слезами своими к «боженьке»!»
Иван Карамазов усомнился в справедливости мира, который сотворён Богом, в смысле всего общественно-исторического устройства, мироздания и человеческого естества как такового. «Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, Им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять».
Иван не может объяснить страдания невинных детей, и потому правильнее было бы сказать «не понимаю».
«Тот, кто хочет увидеть живого Бога, пусть ищет его не в пустом небосводе собственного разума, но в человеческой любви», — утверждал Фёдор Михайлович Достоевский. — «Самые серьёзные проблемы современного человека происходят оттого, что он утратил чувство осмысленного сотрудничества с Богом в Его намерении относительно человечества».
В уста старца Зосимы Достоевский вкладывает свою заветную мысль о всепокрывающей любви. «Любовью всё покупается, всё спасается… Любовь такое бесценное сокровище, что на неё весь мир купить можешь, и не только свои, но и чужие грехи ещё выкупишь».
Достоевский был убеждён, что полюбить жизнь нужно и можно прежде её смысла. Такова мысль Алёши Карамазова в беседе с братом Иваном: для того, чтобы понять жизнь, надо полюбить её «прежде логики».
Алёша смысл своего существования видит в служении Богу и людям.
Иван считает любовь исторически сложившейся формой моралистического лицемерия. «Клейкие весенние листочки, голубое небо люблю я, вот что! Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь, первые свои молодые силы любишь… Понимаешь ты что-нибудь в моей ахинее, Алёшка, аль нет? – засмеялся вдруг Иван.
— Слишком понимаю, Иван: нутром и чревом хочется любить, – прекрасно ты это сказал, и рад я ужасно за то, что тебе так жить хочется, – воскликнул Алёша. – Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить.
— Жизнь полюбить больше, чем смысл её?
— Непременно так, полюбить прежде логики, как ты говоришь, непременно, чтобы прежде логики, и тогда только я и смысл пойму».
Иван Карамазов хочет верить, но не может, хочет жить, но не видит в жизни смысла. Он останавливается в трагическом недоумении перед обнаруженным им парадоксом жизни: в мире одновременно существует зло и насилие, но при этом бескорыстная и жертвенная любовь людей друг к другу.
Иван не может понять, как можно оправдать слёзы замученного ребёнка.
«…Зачем мне ад для мучителей, — взывает Иван к Алёше, — что тут ад может исправить, когда те (дети – Н.К.) уже замучены?»
Помню, в детстве меня поразила сцена из фильма «Щит и меч», когда нацисты приехали в концлагерь и стали угощать детей конфетами. Дети подумали, что им дали яд. А сегодня дети гибнут во время бомбардировок дронами.
Фридрих Ницше считал, что война необходима и оправдана. Он называл себя последователем Достоевского. При этом Ницше отказывался верить в моральный закон, категорический императив, в бессмертие, в Бога, считал, что всё дозволено. Главной движущей силой он называл волю к власти как сохранение и возрастание.
В 2020 году мы побывали на родине Иммануила Канта и в местах, где жил и преподавал Кант поговорили с людьми о его моральном законе и категорическом императиве.
Кант был умозрительным философом, не имел семьи, жил в пределах университета и ни разу не выезжал за пределы Кёнигсберга. Достоевский, напротив, многое пережил и выстрадал. Но как и немецкий философ, Достоевский пытался понять природу добра и зла, искал абсолютные основания человеческой нравственности: почему человеку нужно быть добрым и не нужно быть злым.
Как будет вести себя человек, который знает ВСЁ, но при этом лишён морали?
Кант и Достоевский развенчивают абсолютное значение человеческого разума и при этом утверждают абсолютное значение морали. Но чтобы быть Абсолютом, мораль должна иметь обоснование в метафизике. Либо абсолютный моральный закон должен создавать свою метафизику.
Достоевский предлагает в качестве Абсолюта идею бессмертия (по сути, Бога). Именно бессмертие, по мысли Достоевского, побуждает человека творить благодеяния, поскольку за каждый свой поступок перед Богом придётся отвечать.
Кант предлагает свой моральный закон — категорический императив: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом».
Кант превратил нравственное чувство (естественное чувство совести) в прирожденное веление разума. Категорический императив Канта это по сути перефразированное «золотое правило нравственности», известное в разных источниках более 5 тысяч лет. «Как хочешь, чтобы с тобой поступали, так и с другими поступай; чего себе не желаешь, того и другим не делай».
«Реализм действительной жизни» Достоевского требовал признать, что это правило в реальной жизни не работает. Алёша Карамазов должен был бы простить генерала, замучившего ребёнка, но он не только не прощает, но и требует «расстрелять!»
Мы живём в пространстве и энергии зла, и каждый день видим апофеоз зла. Примечательна цитата из романа «Вся королевская рать» американского писателя Роберта Пенна Уоррена: «Добро можно делать только из зла, потому что его больше просто не из чего делать».
В XXI веке ситуацию в современном атеистическом обществе я назвал «смерть морали». Нет никаких причин любить других людей и быть добрым, — кроме собственного выживания. Люди научились вымученно улыбаться и твердить о миролюбии, чтобы предотвратить агрессию.
«Попытки Достоевского связать гуманистический общественный идеал с личностным совершенствованием противоречивы. Его этика зиждется не на познании законов действительности и не на ориентировании нравственного суждения на них, а на воле к утверждению абсолюта», — признаёт А.Н. Кошечко.
Центральной проблемой нравственной философии Достоевского является проблема обоснования высших моральных ценностей и идеала. Писатель полагал, что любой поступок человека должен быть нравственно обоснован и оправдан, чувство любви должно распространяться на весь мир, мораль должна быть нравственной, а любовь деятельной.
Однако попытки обоснования морали привели писателя к неразрешимому противоречию природного и духовного в человеке. По Достоевскому, абсолютные основания морали, без которых мораль не действенна, возможны лишь в рамках религиозного сознания, ибо единственной преображающей человека силой может быть религиозная вера.
Достоевский показал, что без Бога невозможно духовное преображение человека. Только вера в Бога может являться гарантом нравственного выживания, как каждого человека, так и всего человечества.
«Совесть — это действие Бога в человеке». — говорил Фёдор Михайлович Достоевский. — «Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного».
Как сохранить веру в Высшую Справедливость, если повсюду видишь торжество несправедливости? А если не верить, то как и зачем тогда жить в этом кошмаре?
Если Бог благ и всемогущ, как он допускает существование в мире зла?
Библейская история гласит, что, получив свободу, человек получил возможность выбрать зло, чем и воспользовался. Если бы Бог хотел любой ценой уберечь человека от зла, то не дал бы ему свободы, создал бы его послушным животным. Но из любви к своему творению Бог доверил человеку самому делать выбор. И с тех пор человек живёт во зле.
Идея свободы — важнейшая для Достоевского, стержень спора Великого инквизитора с Христом. Достойны ли люди столь великого дара? Если нет свободы, то нет и моральной ответственности. Свобода — краеугольный камень человеческого существа. Но что нужно человеку для счастья: сытость или свобода?
Человеку важно не просто жить сыто, важно понимать, для чего он живёт.
Нельзя рационально обосновать смысл жизни и благодаря этому полюбить её. Неизбежность смерти делает бессмысленными все жизненные стремления, желания. Если Земля и Солнце не вечны, и всё обречено на разрушение, зачем тогда созидать?
Достоевский призывает полюбить жизнь прежде её смысла. Это очень важная мысль, характеризующая его мироощущение.
«Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные „высшие“ идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из неё одной вытекают, — писал Достоевский. —
Если убеждение в бессмертии так необходимо для бытия человеческого, то, стало быть, оно и есть нормальное состояние человечества, а коли так, то и само бессмертие души человеческой существует несомненно».
Однако идея бессмертия не так однозначна и привлекательна, как может показаться. Достаточно вспомнить мифического Сизифа, обречённого на вечные муки. Да и проклятый Вечный Жид вряд ли счастлив.
К тому же идея бессмертия – всего лишь предположение. Строить систему ценностей исходя из предположения, не следует, шаткость её очевидна.
Люди инстинктивно борются за место под солнцем и никто не хочет своего добровольно уступать только из любви к ближнему.
Люди живут инстинктами. В борьбе за человека инстинкты побеждают культуру. У большинства голова лишь обслуживает желудок, и ничего более. Все хотят сделать человека лучше, а он не может, не может. Божественные и моральные законы людьми не соблюдаются. В реальности правят другие законы. Кто сильнее, тот и прав. Побеждает не разум, а грубая сила.
В политике всё определяет сила. Не обязательно военная, но обязательно сила. Право силы — вот реальное право. Честной конкуренции уже давно нет. Когда цель добиться успеха любой ценой, заповеди «не убий», «не укради» никого не смущают.
Сегодня для многих очевидна относительность «добра» и «зла». То, что хорошо для одного, вовсе не может быть непременно хорошо и для другого.
У каждого своя правда. Вопрос лишь в том, на чьей ты стороне.
Нет ни добра, ни зла – есть конфликт интересов.
Люди отстаивают свои интересы, даже через ложь и насилие.
Насилие становится универсальным средством разрешения конфликтов.
За всей ложью и ухищрениями скрывается животная борьба за существование.
«По праву сильнейшего!» – таков закон нашей жизни.
Только в политике, как это не покажется странным, играют «по-честному», принимая «законы джунглей» – «кто сильнее, тот и прав».
Властители живут по «законам джунглей», а нам предлагают жить по заповеди христовой; сильные жрут слабых, а слабым предлагают прощать и любить.
В человеческом сообществе действуют те же законы джунглей, что и среди диких зверей; господствует право силы, а не сила права, выживает сильнейший, и сильнейший всегда прав. На мораль и право плюют, если всего можно добиться силой.
Недавно это подтвердил и президент В.В.Путин в своём Послании Федеральному Собранию. «Мы хотим иметь добрые отношения со всеми участниками международного общения, но мы видим, что происходит в реальной жизни. Цепляют Россию то тут, то там без всяких причин, и, конечно, вокруг них сразу, как вокруг Шерхана, крутятся всякие мелкие Табаки. Всё, как у Киплинга, – подвывают, чтобы задобрить своего суверена. Киплинг великий писатель был».
Можно ли выжить, прощая врагов своих и возлюбив их по заповеди христовой?
Если я возлюблю ближнего как самого себя, то не должен его жрать, и тогда он сожрёт меня. Значит, я из любви к ближнему должен принести себя в жертву? Да никто не живёт по христовой заповеди! Это только на словах призывают к любви, а на деле жрут друг друга. Необходимость заставляет бороться за выживание. Значит, не верна христова заповедь, если противоречит природе человеческой. Выходит, Христос ошибался, раз не под силу людям любить ближнего своего как самого себя.
Знаменитое суждение «если Бога нет, то все дозволено» по сути перефразированное утверждение Иммануила Канта из «Критики чистого разума».
Известные слова, которые говорит Дмитрий Карамазов брату Алёше «Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей» перекликаются с кантовской идеей красоты.
Как человек образованный и много читающий, Достоевский, безусловно, не мог не знать основных идей философии Иммануила Канта. В письме из Омска писатель просит своего брата прислать ему книгу «Критика чистого разума». Также он мог знать идеи Канта либо через Шиллера и Шопенгаура, либо от своего близкого знакомого Владимира Соловьёва.
Однако никаких упоминаний о Канте в письмах или черновиках Достоевского нет. Фёдор Михайлович не всегда раскрывал источники, которыми пользовался. Так, например, идея беседы Христа и Великого инквизитора принадлежит другому автору, так же как и сцена с пачкой денег, бросаемых Настасьей Филипповной в камин, и даже тандем проститутки и студента-наркомана.
В книге «Достоевский и Кант» (1963 год) Э.Я. Голосовкер утверждает, что Достоевский был знаком с философией Канта, и что в романе «Братья Карамазовы» писатель якобы вступил в заочный поединок с философом. Будто «Великий инквизитор» и даже сам чёрт это метафорическое отражение Канта.
Впрочем, другие исследователи полагают, что у них гораздо больше общего.
Мехед Г.Н. в работе «Опыт сравнительного исследования этики И. Канта и Ф. М. Достоевского: методологический комментарий», указывает, что учение Канта об антиномиях как о якобы неразрешимых противоречиях чистого разума Достоевский не отвергает и даже соглашается с противоречивостью человеческой природы.
Человек по природе обладает свободой выбора. Но свобода имеет противоречивый характер. Без свободы нет морали , но свободу человек использует не всегда на благо. Проблема свободы оказывается центральной темой не только этики, но и всей философской системы. Размышления о человеческой свободе Великого инквизитора это по сути есть спор Достоевского с Кантом.
Алексей Вячеславович Скоморохов (в тезисах «Достоевский и Кант: философско-этический смысл полемики») говорит, что полемика Достоевского с идеями Канта – центральный смысловой план романа «Братья Карамазовы».
По мысли Достоевского, переход от парадоксов «порочного добра» к нигилизму и тоталитарному царству Великого Инквизитора закономерен и неизбежен.
Легенда о Великом Инквизиторе предстаёт «религией в пределах только разума» XIX века, без веры в бессмертие и Высший смысл (Бога).
Лично для меня «Легенда о великом инквизиторе» — центральная идея романа «Братья Карамазовы». В 1993 году в ночь перед Пасхой мною был записан текст, который я назвал «Два Иисуса». Как это произошло, я до сих пор не понимаю. Для меня это стало откровением, как и «Легенда о великом инквизиторе».
«Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! Убедятся тоже, что не могут быть никогда и свободными, потому что малосильны, порочны, ничтожны и бунтовщики. Ты обещал им хлеб небесный, но повторяю опять, может ли он сравниться в глазах слабого, вечно порочного и вечно неблагородного людского племени с земным? И если за тобою, во имя хлеба небесного, пойдут тысячи и десятки тысяч, то что станется с миллионами и с десятками тысяч миллионов существ, которые не в силах будут пренебречь хлебом земным для небесного?»
«Людей укрощает даже не страх смерти, а страх неведомого. Поэтому Смерть, как и Бог, должна оставаться Тайной. И мы, посвящённые, должны строго хранить эту Тайну. Ты же пытаешься передать всем то, что предназначено лишь для избранных. Но посвятив людей в тайный смысл Предопределения, Ты тем самым украдёшь их свободу. Подчинив земную жизнь жизни вечной, люди утратят выбор, зная наперёд, что их ждёт. Раскрывая перед людьми суть смерти, ты лишаешь их не только радостей земного существования, но и права умереть. Это бесчеловечно! Даже мы не делаем этого.
Человеку нужна Тайна, чтобы он чувствовал свою ничтожность перед её непостижимостью. В страхе перед сокрытым в Тайне могуществом маленький человек находит своё место в этом мире, обретая смысл в вере в Высшую Справедливость, имя которой Бог».
(из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература.
Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.
Всё что я хочу сказать людям, заключено в основных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость.
4\ Всё есть любовь
А по Вашему мнению, каковы БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ В XXI ВЕКЕ?
© Николай Кофырин – Новая Русская Литература
Метки: Братья Карамазовы, даниил козловский, еизавета боярская, лев додин, Николай Кофырин, театр Европы